Google+ reversTIME: Смерть и Жизнь

КЛИКни СВОИМ!)

10 декабря 2013 г.

Смерть и Жизнь

  "Я умер, и не было никого, кто бы это опроверг..." 


1.
    Я умер во вторник, 14 ноября. Хотя точную дату и обстоятельства моей смерти я узнал гораздо позже. Долгие годы, живя на этом свете, мы утверждаемся во мнении, что мало существует вещей, которые в состоянии нас сильно удивить. 
Однако удивляться приходится, и я в полной мере ощутил все те потрясения, которые никак не рассчитаны на нашу хрупкую психику. То, что я пишу всё это, а вы – читаете, - результат какой-то случайной ошибки, накладки, некоего сбоя в стройной и отработанной системе нашего бытия. Моя судьба, как и судьба любого человека, просчитана до мелочей, выверена и лишена всякой нецелесообразности. Всё в нашей жизни подчинено законам, не нами придуманным, и уж тем более не нам понятным, а тому, кто всё устраивает в мире. Поэтому чудовищно говорить об ошибке, но другого объяснения я не вижу, а потому будем считать так.
    
Смерть – единственное событие в жизни человека, в котором он уверен на все сто процентов. Жажда жизни, милостиво вложенная в нашу душу, отгоняет мысли о смерти и препятствует нам превратиться в мрачных вздрагивающих параноиков, каждую секунду ожидающих конца и ни о чём другом не помышляющих. Но милость Божья не ограничивается для нас, слабых, этим страшным порогом – смертью; она простирается и в вечность. Вскоре вы поймёте, почему я это говорю.

Вспоминая сейчас момент своей смерти, я просто восхищаюсь мудростью Божьей, ибо я, при жизни обладая достаточно развитой фантазией, не смог бы придумать ничего подобного. Смерть поначалу не принесла никаких изменений в мою жизнь. 
Звучит парадоксально, но так и было на самом деле. Всё – обстановка, родные, каждодневные занятия, различные мельчайшие подробности моей повседневности – продолжали своё привычное существование и не давали повода для настороженности. Временами, как им и положено, болели зубы; периодически по незначительным поводам происходили перебранки с соседями, иногда болели дети, а кран на кухне протекал, как обычно.

    Первым тревожным сигналом послужило исчезновение кошки. Когда на третий день я спросил жену, где наша трёхцветная хищница, супруга ответила, что кошкам свойственно иногда впадать в загул, и не стоит обращать на это внимания. Через неделю я поинтересовался вновь; жена рассмеялась и сказала, что, очевидно, загул затянулся, но кошка обязательно вернётся. Более я не возвращался к этой теме, не желая расстраивать супругу, ведь кошка была её любимицей. Впрочем, жена вела себя так, будто кошки у нас никогда и не было.

Затем наступил черёд собаки. Не обнаружив лохматого друга на привычном месте, под кухонным столом, я не стал ничего спрашивать, решив дождаться, когда жена сама поинтересуется, где же собака. Наступил вечер, за ним – ночь, мы легли спать, но о собаке никто и не вспомнил. Должен отметить, что и я как-то спокойно отнёсся к исчезновению, хотя на меня это было непохоже. Я почему-то забыл, что этому надо удивиться; всё проходило передо мной, как всего лишь кадры какого-то фильма, где я – только зритель, но не реальный участник событий.

Однако в последующий месяц детали моей повседневности стали исчезать так часто, что я не выдержал. Я чувствовал, что объяснить мою тревогу кому-то крайне сложно, если не сказать – невозможно. Пытался снова поговорить с женой о происходящем, но она опять не поняла, или сделала вид, что не поняла, мою настороженность: «Не сходи с ума», - сказала мне жена, и я не стал настаивать на продолжении разговора. 
Дальше было ещё хуже. В нашем доме вновь появилась кошка, но это была не та кошка, которая пропала! Она была лишь похожа на ту, однако большое рыжее пятно на груди почему-то переместилось на бок. Чёрная, как сапожок, правая передняя лапа теперь имела светло-серый цвет. Я с немым изумлением наблюдал за тем, как кошка, мурлыча свою негромкую песенку, трётся о ноги жены, выпрашивая кусочек говядины.

 - Это – наша кошка? – спросил я осторожно.
 - А чья же ещё? – пожала плечами жена равнодушно. И я замолчал. Но странности в моей жизни этим не ограничивались. Как-то я шёл по улице, и вдруг что-то заставило меня обернуться. Улица за мною была пуста, хотя только что я разминулся с идущими навстречу людьми. Правда, через секунду они, будто спохватившись, появились сзади меня, но всё же я испытал сильное потрясение. Конечно: то, что я сейчас рассказываю, неминуемо должно натолкнуть читателя на мысль о том, что у автора просто с головою не всё в порядке. Разумеется, и я, первым делом, задумался именно об этом.

В той ситуации, в которую я попал, была заключена какая-то особенная ирония, и вот почему: человек, всю свою жизнь имевший прекрасную психику и обладающий здравым смыслом (что подтверждалось всеми, с кем он встречался на своём жизненном пути), вдруг попадает в такие условия, и видит вокруг такие вещи, объяснение или хотя бы упоминание о которых в любом другом человеке вызовут серьёзные сомнения в нормальности рассказчика. Я никогда не изменял своей логике; вернее, логика никогда не изменяла мне, что в некоторых жизненных эпизодах позволяло не делать ненужных ошибок и выходить из трудных ситуаций с малыми потерями.

В нормальном положении вещей я чувствовал себя, как рыба в воде, но стоило появиться в реальности неким чуждым ей элементам, как я тут же попал в тупик. И даже в такой ситуации здравый смысл диктовал мне единственно правильное решение – молчать наблюдая. 
И я наблюдал молча за бурным развитием невероятных событий, как горная лавина обрушившихся на мою голову. Если начать здесь перечислять все те странности, которые фиксировались мною, то это описание легко можно будет принять за симптомы из истории болезни в какой-нибудь психиатрической клинике. Как это не покажется странным, я вдруг успокоился. Поняв, что ничего не могу изменить в происходящем, я заставил себя облечься в пассивность, столь непривычную для меня в жизни. Всё когда-нибудь кончается, думал я, и мой кошмар также в своё время разрешится какой-то ясностью. А в процессе ожидания этой определённости, получив свежую и столь необычную пищу для размышлений, я философствовал.

Мысли о чётких общих критериях мировосприятия развеялись в прах окончательно. Возникла идея об индивидуальном видении каждым человеком мира, отличном от восприятия другими людьми. Из этого последовал не очень революционный вывод о том, что есть столько миров, сколько и мыслящих существ (не только людей!). В итоге я пришёл к тому, что нельзя отрицать версию моей единственности в этом мире, а сам мир – лишь результат многосторонней работы моего мозга. Зачем всё это – пограничный вопрос, находящийся на рубеже сознания, и попытка переступить этот рубеж – неминуемо уже приведёт к полному сумасшествию. Пребывание в таком состоянии, в котором находился я в то время, не лишено некоторой приятности.

Пугающая вначале неопределённость вдруг пробудила интерес к дальнейшему, привлекающему именно в силу своей неизвестности. Это всё равно, как получить уверенность, что после титров в конце фильма существуют ещё какие-то картины, в обычной жизни недоступные нам, но реальные. И это ожидание неизвестного позволило мне внутренне собраться. Однако я подсознательно чувствовал, что для того, чтобы войти в эту дверь, необходим какой-то шаг вперёд с моей стороны. И, наконец, я сделал этот шаг. Я вспомнил о смерти.

   
2.
    Кто из вас может смело утверждать, что он знает о смерти всё? Кто ясно и чётко представляет себе, что ждёт его после этого порога? Многие, отвечая для себя на этот вопрос, ошибутся. Какие-то общие, слишком общие и неясные представления о смерти имеет каждый из нас. Какие-то коридоры, свет, полёты, встреча с умершими родственниками, престол Всевышнего, перед которым мы должны предстать, врата рая и апостол Пётр с ключами, ад с широко распахнутой дверью, огонь преисподней и аромат райского сада…

Каждый человек, в силу своего воображения, рисует свои картины, от простого карандашного наброска до широкомасштабной цветной панорамы. И то, и другое, поверьте, лишь плод нашей фантазии. И это не случайно. Знание о смерти скрыто от нас для нашего же блага. Иначе мы стали бы слишком часто видеть в жизни симптомы смерти, а это мешало бы нам в полной мере реализовать себя в достижении той цели, которая нам предназначена в жизни земной. Моё отступление вызвано мучительными размышлениями о том, как точнее передать вам происходившее со мною далее. То, о чём я должен поведать ниже, относится к миру иному, который настолько непохож на этот, насколько может быть непохожей любая вопиющая противоположность.

Духовный мир прекрасно обходится без большинства здешних явлений и понятий, наделённых названиями в силу своего существования здесь. И в то же время, духовный мир состоит из бесконечного числа того, что здесь просто не названо. Слова, которыми я сейчас пользуюсь, из этого, земного мира; всё в этом мире имеет своё слово, чтобы мы знали, о каком предмете или явлении идёт речь. Но как рассказать, оставаясь в рамках понимания, о том мире, где слова эти не имеют уже никакого значения, а своих нет по причине ненужности! Поэтому: всё, что я скажу дальше, - не точно, а приблизительно; похоже, но не является настоящим.
    
Итак, я вспомнил о смерти. Мне пришла в голову мысль: а вдруг я уже умер; и всё, что со мною происходило в последнее время, лишь угасающие отголоски той, прошлой жизни? Что, если та жизнь уже давно осталась без меня, продолжает существовать без моего участия; а я, впитавши при жизни, видимые мной образы, ныне окружён лишь нереальными фантомами, плодом моего воображения?.. Испугала ли меня эта мысль? Пожалуй, нет. Ведь если я думаю обо всём этом, значит – существую. Но, коль скоро это – смерть, то какой смысл ныне в моём существовании? И где, на самом деле, я могу находиться, если меня нет там, где я был раньше? Как только я подумал об этом, всё вокруг исчезло. Просто исчезло всё привычное, каждая мелочь, которую я хорошо знал, и которая и составляла мой мир. Я оказался в абсолютной пустоте и тишине.

Забегая вперёд, скажу: эта пустота не была пустотой, просто я, некоторое время не мог ничего видеть, так как не умел пользоваться духовным зрением. Это всё равно, что вы из ярко освещённой комнаты входите в тёмный чулан. Первые секунды вас окружает непроглядный мрак, бесконечный и пугающий. Лишь чуть позже вы начинаете видеть очертания предметов, границы чулана, и страх проходит. То же и со звуком; как, впрочем, и с бесконечно великим количеством инструментов восприятия окружающего, которым в этом мире нет названия. Первое, что я почувствовал в том, духовном мире, было ощущение свободы. Вот, как раз, тот именно случай, когда слово «свобода» лишь на миллионную долю процента передаёт смысл испытанного мною ощущения. Та «свобода», и эта, земная, - очень разные. Но что поделаешь: я ведь предупреждал об этом: до конца понять, что это такое, вы можете только после смерти, а сейчас просто представьте себе полную свободу от всего, что может её ограничивать.

Меня не существовало, но я мыслил и всё понимал. Не было никакого тела; но главное – меня это обстоятельство совсем не удивляло и не огорчало. В глубине своего сознания я вдруг почувствовал какую-то мысль извне, будто кто-то говорил со мной внутренне: «Перестань думать и созидать, расслабься. Ведь здесь мысль твоя, в отличие от земного мира, куда более реальна и материальна; она, а не руки, рождает всё в духовном мире. Успокойся и научись, для начала, принимать то, что тебе необходимо!» Никогда и представить себе не мог, что процесс мышления поддаётся контролю; перестать думать о чём-либо казалось мне невозможным. Однако я понял, что это мне по силам. Если так можно выразиться, я настроился на внешний приём, перестав размышлять о своём положении.

Тогда ко мне пришло второе сильное ощущение – уверенность. Можно сказать ещё – спокойствие, исчезновение абсолютное всех страхов, тревоги, неопределённости. 
Я ощутил себя большим, непоколебимым, бесконечным и вечным. Меня вдруг перестало волновать то, что далеко не всё мне было ясно в моём положении. Я почувствовал себя безусловно и незыблемо полным и неуязвимым, лишённым всякой слабости и недостатка. «Ты не один, - сказал мне голос, - и уверенность всех, помноженная стократно, дополняет твою и даёт такое ощущение приятной новизны, которое ты сейчас испытываешь". Я попытался вступить со своим собеседником в разговор, для чего мысленно сформулировал свой вопрос. На удивление, общаться оказалось легко, хотя раньше я и представить себе не мог такой вид общения; та же безграничная уверенность помогла мне преодолеть барьер традиционного земного неверия во всё непонятное и необъяснимое.
  
 - Кто ты? – спросил я.
- Постепенность проникновения в жизнь – одно из мудрых и милостивых установлений Божьих, способствующих сохранению твоей целостности и препятствующих потере хоть ничтожной части того позитивного, что вносишь ты в общность мира. Я – твой проводник; недолгий, впрочем, ибо довольно скоро тебе не понадобится никто, чтобы отвечать на твои вопросы, - ты и сам легко ответишь на любой. Я – тот, кого в земной жизни называют ангелом, весьма туманно и неопределённо представляя себе мою сущность и мои задачи.
    - Значит, я умер? – задал я вдруг, неожиданно даже для себя, довольно глупый вопрос.
    - Ты – родился, и роды твои прошли удачно.
    - Тогда ответь мне сперва на мучающий меня вопрос: был ли я прав в жизни той, земной?
    - Ведь ты был искренен в своих побуждениях и убеждениях, а значит – прав. Такова воля Божья – искренность помыслов означает правоту человека. Хотя об этом ты узнаешь гораздо больше того, что я сказал; ты узнаешь всё, что пожелаешь узнать. Отныне ты рождён, и уже не ограничен никакими рамками ни в познании, ни в чувствах, ни во времени, - ни в чём.
    - Что мне нужно сделать для этого? Как получить то, что мне надо?
   - А что тебе нужно сделать, чтобы подумать о чём-либо? Захотеть этого. Ты имеешь уже всё, что имеет этот мир; ты сам представляешь собой этот мир безгранично; в тебе заключено всё, что есть в нём.
    - Значит ли это, что меня уже нет, что я внёс то немногое, из чего состоял, растворившись в вечности мира?
   
- А как ты сам ощущаешь себя? Разве не чувствуешь, что твоё «я» продолжает жизнь, иначе и не могло быть этого разговора! 

Ты действительно растворился во всём, ты отдал всё своё, но и получил также всё, чем наполнен этот мир; и, однако, ты остаёшься индивидуальностью и способен это осознавать! Это чудесное состояние, и вскоре ты ощутишь всю полноту этой жизни.
    
- Скажи: а могу ли я ощущать себя таким же, как и в земной жизни, - с телом, с чувствами, со всеми своими слабыми и сильными сторонами?
- Конечно, можешь. Ведь ты, будучи уже умершим по тем, земным меркам, продолжал жить, как всегда, лишь изредка отмечая некоторые несоответствия, сознательно привнесённые в твоё существование. Если воспользоваться земным временем, которого нет здесь, в вечности и бесконечности, то с момента физической смерти твоей уже прошло около пятидесяти лет.
    - А что же тогда произошло за эти годы? Как жили и живут сейчас мои близкие, родные для меня люди?
    - Всему своё время. Никто из людей не избежит этого мира, не пройдёт мимо него. Ты, по своему желанию, встретишься с теми, кто дорог тебе, жил с тобой; ты встретишься с людьми, которых знал лишь по имени, но не видел никогда в том мире; они умерли уже давно. И, наконец, ты сможешь беспрепятственно общаться с теми, кого ещё и не было в то время, когда ты проживал на земле свою короткую жизнь. Пойми: теперь ты действительно в жизни, настоящей жизни, куда приходят все, и откуда уже никто не уходит, и где уже никто не умирает.
    - Можешь ты меня оставить одного? Я хочу попытаться осмотреться в своих возможностях, узнать поближе этот мир, понаблюдать за его законами!
    
- Разумеется. Только одно тебе хочу сказать: ты не сможешь сейчас явно вторгаться в земной мир. Люди, недавно перешедшие в вечность, какое-то время по инерции остаются привязанными к миру бренному. Эта привязанность выражается в интересе ко всему земному; а в связи с неограниченными возможностями твоими, которыми ты теперь обладаешь, как часть бесконечного целого, существует опасность (не для тебя, а для людей там) потерять необходимую свободу и спокойствие, тем самым, нарушив мировой порядок. Так что вмешательство в земную жизнь нежелательно. Только созерцание, и ничего более; этот барьер временный; он исчезнет, как только ты избавишься от тленного балласта, захваченного тобой невольно из физической жизни.

Случаи попыток вмешательства часты; ограничить полностью свободу духа невозможно, да это и не в правилах нашего мира; однако пользы такие попытки никогда не приносили и не приносят; ибо те, кто стремится что-то изменить в земном мире, исходят из ошибочных предпосылок, руководствуясь бренной шкалой ценностей. Этого пока достаточно. Я покидаю тебя сейчас, но когда ты почувствуешь необходимость моего присутствия, я тут же буду рядом.

3.
    Я остался один. Открыл глаза, и увидел всё, как прежде. Правда, сейчас я мог, по желанию, увидеть любое событие, происходящее на земле; причём также появилась возможность одновременного созерцания интересующего меня. Прежде всего, я нашёл на кладбище свою могилу, хотя это оказалось и нелегко. Маленький холмик с покосившейся и выцветшей табличкой немного кольнул меня обидой; видимо, глубоко следа в сердцах потомков своих я не оставил, и особенной пустоты от моего отсутствия они не ощутили, как мне хотелось бы.

Лёгкий ветерок оживлял листья уже больших деревьев, выросших на костях моих и тысяч других людей. Здесь, подо мной, на глубине всего двух метров, лежат мои кости! Как странно это и непривычно, чувствовать свою бывшую часть вне себя! Как же, интересно, меня хоронили, кто был при этом, что говорили перед тем, как засыпать меня землёй?.. Но это уже прошлое. Глубокое прошлое. Жизнь здешняя вычеркнула меня, на секунду прервав своё движение, чтоб чинно соблюсти традицию. А после быстро повернулась вновь вперёд, ничему не научившись за эту маленькую секунду. 

Размышления мои прервал какой-то посторонний звук метрах в тридцати от меня. Я посмотрел в ту сторону, и увидел совершенно седого старика, чему-то смеявшемуся перед могильным памятником. Зная, что он не может видеть меня, я подошёл сзади к этой могиле. Старик насмешливо говорил, будто обращаясь к памятнику: «Спи спокойно, родной наш отец! Любим тебя, помним тебя, скорбим всей душой! Лживые мерзавцы! Слепые самоуверенные индюки! Как же: вам очень хотелось бы, чтоб я спал! Вы уж постарались на славу: постельку вот поглубже соорудили, да ещё и гранитной тяжёлой глыбой прикрыли, чтобы не дуло! Мо-ло-дцы!.. А красив, ничего не скажешь! Всё пристойно и благочинно. Прости, Господи, за гнев мой, но не могу удержаться!»

Тут, вдруг, старик обернулся ко мне и сказал: «Что, на кладбище потянуло? Хочется посидеть рядом с собой? Понимаю…» Я растерянно обернулся: ведь не мог же этот человек обращаться ко мне?! Он и видеть меня не может?! Старик, увидев мою растерянность, успокаивающе махнул рукой.
    - Да ты не пугайся. Я не из этих. Тот я – вон он, каменный красавец, видишь? А сейчас я, слава Богу, живой уже.
    - Так это твоя могила? – спросил я его.
  - Да… Любимые дети, дай Бог им ума, похлопотали. Денег, небось, изрядно потратили. Ну, это они на радостях. При жизни-то я уж так натерпелся, что казалось, сил уже ни на что не осталось. Старость – слабость; возвратился в конце жизни в детскую немощь, несамостоятельность. И вот тут-то почувствовал сполна любовь сыновью. И так уже старался глаза не мозолить; всё больше где-нибудь в парке, на солнышке, кости отогревал; разговорами нудными, стариковскими, не досаждал; так нет, вижу – мешаю, злобу бужу самим своим существованием. Знаешь, однажды шнур телефонный ногой зацепил (ноги уже не очень подымались), да через это и аппарат новый вдребезги, а его сын покупал! Что делать? Чуть с ума не сошёл.


Но придумал, наконец. Взял два ордена своих, боевые, с войны, и поковылял на базар. Там продал, купил такой же телефон, а на оставшиеся деньги яблок взял; хоть зубов почти и не было, уж очень хотелось! 
Сорок лет, после войны, на заводе отработал. Главным инженером на пенсию вышел. Износился, конечно; не вечна же эта плоть, и так послужила славно! Время свободное появилось, а занять – нечем; не привык, понимаешь, отдыхать! Одно время огородом занялся, но пару раз соседи прямо с грядки в скорую оттащили, - понял: уже не про меня. Посидел, порыбачил; с таким же немощным старьём в домино поиграл – надоело. 

О смерти стал думать часто. И ладно бы днём, так нет – как ночь наступит, так прямо и спасенья нет. Мысли всякие лезут, в основном тяжёлые: вот, мол, ночь наступает, всё засыпает до утра, чтобы завтра проснуться; а ты – нет, заснёшь, как все, а вот просыпаться уж все будут без тебя! А ты и не успеешь и слово последнее сказать. Так сон и потерял окончательно. Всё смерть ждал. Но не шла она, смерть, хотя уж и я её заждался, и дети…

О Боге стал думать, о справедливости. Почему умирать боюсь? Вроде, и не стыдно перед людьми – жизнь прожил достойно, что надо было делать – делал, зла не желал никому, хотя и вспыльчив был. Но вот не принимала душа моя такой покорности - отработал своё, и на кладбище. Нет, смутно казалось, что должно быть всё же какое-то продолжение. Но откуда? Тут мне Бог помог. Дал возможность и время разобраться, что к чему, и успокоиться. Стал и детям своим непутёвым о Боге говорить. А они – смеются: мол, отец, цепляешься за соломинку, мало тебе твоей жизни, ещё захотел?! Решили, что я свихнулся. Начали пакости разные делать.


Обмажут дверную ручку моей комнаты солидолом, а я сослепу и влезу. А потом говорят: что ж ты, дед старый, ходишь тут, руками грязными стены пачкаешь? За тобой с тряпкой и тазиком, что ли, ходить прикажешь? Или ещё придумали: брючины снизу булавками закололи, я утром стал брюки надевать, да набок и покатился. А они: что, дед, момент истины настал? А я это прощать начал. Даже в душе перестал ругаться. Чем я лучше Христа, чтобы мне унижение такое не принять? А их злит моё терпение, вижу – глаза стекленеют, волчьи глаза; как это умудрился я такое семя взрастить? Не знаю…

И пошёл я, милый мой, от этой воплощённой ненависти прочь, и напился где-то водки, первый раз в своей долгой жизни так напился, и заночевал не в кровати своей, а под забором, по морозцу, а утром отвезли меня в больницу районную. Чувствую – вот место, где помирать мне. Неделю пролежал, один из сыновей явился проведать. Глазами по сторонам рыщет, стыд прячет, шёпотом от соседей по палате спрашивает: «Куда, отец, документы на квартиру и дачу засунул? Всё обыскали: под матрасом твоим смотрели даже, и в тумбочке – нигде нет!» А я говорю: «Помнишь, сынок, ранец я тебе купил кожаный, в школу ходить? Ты такой гордый был, с ним даже и после уроков не расставался!

А после, когда школу ты окончил, я в этот ранец письма матери твоей, которые она мне на фронт посылала, сложил, да фотографии свои старые. Так документы там, в ранце!» Похлопал сын меня по руке, говорит: «Выздоравливай!» И ушёл. А я ночью умер.
    
Старик отвернулся, переживая воспоминания. Я не тревожил его. Наконец старик посмотрел на меня и, вздохнув, сказал: «Ладно, спасибо за то, что выслушал! Не буду, однако, мешать тебе; вижу, у тебя и своей боли хватает, раз сюда пришёл. До встречи!» С этими словами он растворился в дрожащем воздухе, а я снова остался один.

    4.
   
Что я ищу здесь? Что хочу увидеть? Не знаю… Посмотреть, как живут мои дети, внуки; как живёт мир без меня? А вдруг я увижу не то, что с надеждой ожидаю увидеть; вдруг огорчит меня такое знание? Ангел прав: вмешиваться я не должен ни во что; желая добра, могу невольно навредить. Что же, больше и нечего делать здесь, в этом мире? Пожалуй, нечего. Всё решится без меня; так правильнее и лучше, а узнать интересующее я могу в своём, духовном мире, как уже было мне сказано.
    - Ангел мой, где ты?
    - Я рядом. Ты совершенно прав, оставляя затею исследования мира земного. И в этом нет никакого предательства живущих в бренном мире людей, нет и равнодушия по отношению к близким твоим. Мы – вне времени, а потому все, кого хотел ты увидеть, - уже здесь. Поэтому не терзайся остатками того, тленного; лучше обрати своё внимание на вечное!
    
- Скажи: действительно все люди здесь? А как же тогда быть с раем и адом, какими мы привыкли их воспринимать на земле?
    - Хороший вопрос. То, что все умершие здесь, я могу тебе ещё раз подтвердить. Однако есть некоторые тонкости духовного мира, о которых я расскажу тебе. Видишь ли, человек попадает в мир духовный, имея при себе багаж как хорошего, так и плохого, что есть в нём. Позитивное начало каждого вливается в общий, безбрежный океан вечности; душа человека становится всеобщей мировой душой, не теряя, однако, своей индивидуальности. Всё же негативное, злое, - также попадает в одно место, в общую массу всего низкого; но в этой массе уже нет ни сознания, ни индивидуальностей. 

Это – море зла; зыбкое, туманное, лишённое любви, добра и света. Все пороки человеческие – там; их много, очень много! Такое разделение человека после смерти на добро и зло очищает душу от скверны, смывает грязь, и душа становится чиста. Возможно, ты уже почувствовал в себе эту чистоту, это отсутствие всего низкого, что непременно сопровождало тебя в земной жизни. Однако существует пропорция между добром и злом в душе тленного человека; эта пропорция очень важна для будущей жизни личности.

Если добро в человеке преобладало над злом, то после смерти он не теряет индивидуальности; мало того, он безмерно получает всё, накопленное человечеством. Но если зло довлеет над добром в душе человеческой, тогда происходит иначе. Добро отходит к добру, зло – к злу, а личность самого человека исчезает. 
Это есть духовная смерть. Строго говоря, все компоненты души такого человека продолжают своё существование, однако центр тяжести души, её основа, вослед за большинством составляющих отправляется в то самое, обезличенное, растворённое море зла. Не ужасайся: важно знать, что понятия добра и зла имеют здесь другое значение, нежели в мире земном.

В нашем, духовном, более оценивается не действие, а стремление и желание. Человек, не делающий зла по причине слабости характера, однако мысленно уничтоживший миллионы себе подобных, не может считаться здесь добрым. И наоборот: лишённый возможности делать добро, но всей душой стремящийся к этому, совершенно справедливо признаётся добрым. Суд Божий, как называют его в земном мире, и не суд вовсе; это, скорее, справедливая оценка души человеческой. И нет здесь никакого осуждения и приговора; личность, сознание индивидуальности человека, сама стремится к тому, что более дорого. Ведь не можешь ты, при свободе выбора, предпочесть приятному неприятное? Если ты любишь футбол и не любишь оперу, то ты идёшь на стадион, а не в театр. Пример, разумеется, условен. Если ты любишь зло и не любишь добро, то, вполне естественно, ты избираешь более желанное и симпатичное тебе.
    - Но как же люди могут при жизни земной понять, что важно для них и хорошо, а что – губительно?
    - Людям достаточно сказано. Практически в каждой религии содержится принцип «поступай с людьми так, как хочешь, чтобы поступали с тобой». Справедливость и важность этих слов наиболее полно раскрывается в христианстве. Но даже человек, не вникающий ни в какую религию, имеет внутреннего цензора, дающего оценку его поступкам. Это – совесть человека. Совесть – от Бога. Любой человек имеет чёткую возможность отличать зло от добра, иначе Бога можно было бы считать несправедливым.

В нашем духовном мире, в общем целом, живут индивидуальные личности, с которыми ты можешь беспрепятственно общаться. Те же, чьё зло перевесило добро, и в результате личность растворилась в обезличенной массе негативного, изглажены из всеобщей памяти духовного мира. Это означает, что как бы ты не старался, даже не вспомнишь имени того, кого ныне нет. Они, в отличие от нас, навсегда потеряли индивидуальность и влились в нечто, имеющее одно имя – всемирное зло. Но, повторю ещё раз, в связи с этим нет никаких страданий здесь, ибо всё то, что я тебе рассказываю, известно мне лишь как данный принцип, а не практические выводы. Теперь, думаю, ты начинаешь понимать смысл земной жизни, для многих, увы, непонятный.

Самое страшное и нежелательное для личности человеческой – потерять свою целостность, распасться на элементы; стержень, определяющий индивидуальность, исчезает, и личность перестаёт существовать. Возможность сохранить свою личность в вечности есть у каждого на земле, и большинство живущих правильно распоряжается этой возможностью. Подведу некоторый итог: все, кого ты помнишь и знаешь – здесь; ты можешь встретиться с ними в любой момент. С кем бы ты хотел сейчас пообщаться?
    
- Мне интересно увидеть Сократа. Того, что я знаю о нём, недостаточно для удовлетворения моего интереса.
    - Пожалуйста. Для этого я тебе не нужен.
    
Ангел замолчал, предоставив мне возможность самостоятельных действий. В тот же момент я увидел мужчину лет сорока, с располагающим к себе, открытым и добрым лицом.
    - Здравствуй, Сократ!
    - Привет и тебе!
    - Ты знаешь, а ведь твою внешность описывают иначе!
   
- Разумеется. Эти описания, о которых ты говоришь, - описания формы, а не содержания. Маленький, плешивый, с выпученными глазами и оттопыренными губами, с огромным лбом; всё это, как ни странно, имело значение там, на земле. Но здесь образ мой истинный, внутренний, нетленный. Поэтому и такое противоречие. Однако ведь ты знаешь, что я – Сократ?
    - Да, действительно… Скажи, ответь мне на вопрос, не дающий покоя уже давно: что позволило тебе умереть так, как ты умер? Откуда эта уверенность, это спокойствие; ни тени сомнения и тревоги, с улыбкой выпитый яд?.. Ведь такой переход из одной жизни в другую, неведомую, чаще всего страшен, или, хотя бы, волнителен?!

    
- Моей заслуги в этой уверенности нет никакой. Не было и волевых усилий, чтобы достойно встретить смерть. Бог дал мне твёрдые знания в тот момент, как давал периодически и на протяжении всей моей жизни. Поэтому, моё поведение ни в коем случае нельзя считать подвигом и восхищаться им, что, к сожалению, происходило после моей смерти. 
Мне не пришлось мучительно решать для себя дилемму смерти, а потому я до сих пор испытываю чувство неловкости за восторги по поводу моего предсмертного мужества. Но ты, судя по вопросу, идёшь вслед за большинством, проявляя такой интерес к моей смерти, а не к моей жизни. А ведь, как раз, сказанное мною в жизни, да и сам образ жизни, куда более важны для понимания истинных ценностей человека.

Бог, на протяжении всей истории человечества, даёт определённым людям особые знания, лишённые туманности и неясности, уполномочивая их при этом всю жизнь свою посвятить утверждению вечных истин. Такие люди – маяки, призванные способствовать выбору правильных ориентиров для людей в их земной жизни. Гордиться здесь нечем; и эти люди, как никто другой, понимают и осознают источник их деятельности. Никаких особых привилегий в духовном мире они не имеют; об этом даже смешно говорить, но отметить необходимо. Всему причиной – любовь Бога к людям. Эта любовь имеет так много различных выражений, что трудно просто остаться до конца глухим и слепым. Некоторым, к сожалению, это удаётся.
    
- Скажи, Сократ, не приходилось тебе впадать в отчаянье от того, что люди не понимают достаточно простых вещей?
    
- Тут необходимо иметь мудрость. Простое для одного – сложное для другого, и наоборот. Ты говоришь то, что должен сказать; и нет причины впадать в отчаянье, видя непонимание окружающих. Во-первых: слова истины оседают в памяти человека и, возможно, рано или поздно, они громко заявят о себе, и человек прозреет, даже если ты этого уже и не увидишь. Во-вторых: не забывай, что внешняя реакция на твои слова далеко не всегда тождественна реакции внутренней. И ты, не видя восторженности вокруг от своей миссии, должен оставаться спокоен. Ты – не Бог; делая то, что должен делать, ты наносишь один маленький штрих на огромное полотно, которое в земной жизни видеть тебе не дано во всём его великолепии и полноте. Впрочем, Бог, вместе со знаниями, даёт и уверенность, и спокойствие; а потому, если этого спокойствия внутреннего у тебя не хватает, значит, что-то не так.
    
- Знаешь, во все времена ведь существовало множество людей, говорящих от имени Бога! Среди них, несомненно, были и действительно настоящие носители слова Божьего; но ведь были и мошенники, ловко и убедительно использующие имя Бога для собственной выгоды; в конце концов, существовала огромная армия просто сумасшедших, которых и в неискренности помыслов не обвинишь!
    - Тебя пугает видимый хаос в делах земных? Не беспокойся: за внешним беспорядком стоит твёрдая упорядоченность, незыблемый закон, и ничего в этом мире, уверяю тебя, не пущено на самотёк. Кстати: если ты помнишь я, например, никогда не говорил от имени Бога; я полемизировал, дискутировал, давая возможность собеседнику самому приблизиться к истине, и не подвергая его давлению ни Божьего авторитета, ни своего, ни чьего-либо ещё.
    - Значит мы, всё же, не зря жили на земле? Какая-то польза от нашего существования была?
    
- Расскажу тебе одну историю. Богатый и знатный человек шёл по дороге вдоль небольшой рощицы. В этой роще, спрятавшись от полуденной жары под тенью деревьев, спал огромный лев. В это время маленькая муха, неизвестно о чём думающая, села на нос льву. Лев махнул своим хвостом, пытаясь согнать надоедливую муху, но она не улетала. Лев лениво повёл головой, но и этим не заставил муху покинуть облюбованный ею нос. И тогда лев вскочил, раздражённо замотав головой. Муха, наконец, улетела.
Умиротворенность льва испарилась, раздражение охватило его. Сквозь траву он увидел идущего человека. С грозным рыком лев, ломая ветки, бросился на путника. Человек, с ужасом увидав приближающегося к нему огромного льва, побежал. На краю рощи стоял одиноко маленький ветхий домик; увидев его, человек со всевозможным проворством устремился к нему. Горячее дыхание льва уже ощущалось спиной, мокрой от ужаса, когда человек достиг дома. Рванув дверь, человек ввалился внутрь. Однако лев, в последнем прыжке пытаясь настигнуть ускользающую добычу, успел своей страшной лапой ударить по спине человеку. Люди, находившиеся в доме, закрыли быстро дверь на засов. Лев, ворча, ушёл обратно, в рощу. Рана на спине оказалась страшной. Острые и тяжёлые когти льва вырвали огромные куски мяса до костей. Человек, впавший в забытье, не подавал признаков жизни. Только слабое дыхание говорило о том, что он ещё жив.

Три недели люди ухаживали за больным прежде, чем он открыл глаза. Много раз за это время казалось, что человек умирает. Однако забота и уход сделали своё. Человек пошёл на поправку. С удивлением осмотревшись, он увидел простые, добрые лица вокруг, и страшную бедность, окружавшую его в этом доме. Он увидел то, что составляло ежедневное пропитание этой бедной семьи. Всё увиденное ужаснуло его.

Он сказал этим людям: «У вас так мало имеется того, что есть у меня! У вас, по моим соображениям, вообще почти ничего нет! Но, оказывается, вы имеете нечто, чего нет даже у меня. У вас есть милосердие и сострадание к чужому человеку». Глава бедной семьи ответил выздоравливающему так: «А для нас нет чужих: все люди – близкие, свои! Как бы не казалась огромной разница между нами, всё же у нас больше общего, чем принято считать».
   
Человек, окончательно поправившись, и встав на ноги, поблагодарил спасителей и отправился в своё имение. Там его родные и близкие, уже не чаявшие увидеть его в живых, устроили в честь возвращения большой праздник. Среди шумного пира, этот человек встал из-за стола и закрылся в своей комнате. И когда все пировали, он размышлял глубоко о происшедшем с ним событии. Это спасение натолкнуло его на мысли об ущербности его богатства. «Всё, что есть у меня, - думал он, - подвержено смерти и разрушению; всё это можно легко потерять; и с чем я останусь, если, по причинам, неведомым мне, моё богатство исчезнет?!

Я останусь ни с чем; голый, дрожащий и пустой. А те бедные люди имеют то, что не может быть уничтожено никаким бедствием, оно вечно! Мои закрома велики, но я не могу иметь гарантию, что их содержимое не может быть уничтожено. Их же закрома – их душа, и изъять из этого хранилища их драгоценности – невозможно. Как мог я – прозорливый и мудрый – за всю свою жизнь не приобрести ни одного такого сокровища, сокровища вечного, нетленного и надёжного?»

Так размышлял этот человек в одиночестве. И всю ночь он не сомкнул глаза из-за открывшейся ему шаткости его жизни и тревожности за будущее. А утром человек этот, с уставшей, но счастливой улыбкой на лице, отдал распоряжения относительно накопленных им богатств. Он раздал бедным людям плодородные пашни, принадлежащие ему; раздал огромные стада домашнего скота, несметные запасы зерна; он продал золото и камни, восхищавшие праздных гостей, и на вырученные деньги приобрёл необходимые орудия труда и инструменты для бедных людей, владеющих различными ремёслами. Таким образом, лишившись одних сокровищ, он приобрёл другие, а вместе с последними – спокойствие, радость и счастье. Теперь скажи: зря ли родилась на свет муха, севшая на нос льву?
    
- Ты прав, Сократ, всё в этом мире имеет значение; даже если мы и не видим прямой связи между событиями, это не означает, что такой связи нет. И то немногое, на что открываются всё же наши глаза, должно убедить нас в неизменности мирового порядка и наличии смысла во всех явлениях нашей жизни.
    - А я именно об этом и говорю тебе! Но сдаётся мне, что ты весьма скромничаешь, задавая свои вопросы старому афинянину. А может, имя моё просто магически действует на тебя, как некое начало философии, с младенчества считавшееся тобою синонимом мудрости. Брось, оставь в стороне такое отношение! 


Я не мудрее тебя, и не больше сказал слов истины. Сотни тысяч людей, благодаря твоим книгам, прогнали сумбур своих метаний ясностью твоего изложения, понятностью и близостью для них твоей логики. Тебе, как и мне, дано было говорить; со своей задачей ты справился блестяще, удивившись сам и удивив других доселе царящим непониманием простых, доступных вещей; трудом своим ты помог многим стать разумнее, разрушив в их глазах тот невзрачный порог смерти, который считался концом всему, и указав вдаль, в бескрайность жизни вечной, которая не плод воображения фантастов и умалишённых, а естественное разумное существование здравомыслящего человека.
    
- Что-то, Сократ, не заметил я там, в земной жизни, особых плодов своих усилий. Быть может, желания мои, которые и в самом деле были таковы, ты считаешь совершённым действием?
    - Хорошо… Смотри: вот к нам идёт человек, который горит таким же желанием задать тебе вопросы, как ты хотел вопрошать меня!
   
 К нам действительно приблизился средних лет мужчина, с запечатлённым восторгом и удивлением на лице. Мельком взглянув на Сократа, вновь подошедший обернулся в мою сторону и заговорил:
    - Здравствуй, мой друг! Как я рад видеть тебя здесь!
    - И я тоже рад! Однако, откуда ты меня знаешь?
   
 Человек радостно рассмеялся.
    - Ты можешь меня не знать, зато уж я тебя знаю хорошо! Благодаря тебе я, собственно, и жив, и нахожусь здесь, в таком приятном обществе! Я был простым рабочим, далёким от всяких отвлечённых размышлений; жил, как все, слушая только свои инстинкты, и считал их основой себя, главной и незыблемой сущностью своей личности. Твои слова о добре и зле, поначалу, вызвали у меня гнев и раздражение, и я захотел набить тебе морду за унижение моего образа жизни, как казалось мне. Но ты был недоступен, тебя уже не было тогда, оставались лишь твои книги.

Слава Богу, невзирая на своё раздражение, я не остановился, и прочитал их до конца, надеясь дойти в написанном тобой до того места, где мысли твои будут явно смешны и нелепы. Но произошло другое: я с ужасом понял, что ты говоришь правду. Этот ужас помог мне, не дал выкинуть из головы твои слова, как бы неприятны они не были для меня. Справедливость сказанного тобой нельзя было оспорить, и тогда я потерял покой. Я начал искать, и нашёл, и восстановил своё спокойствие; не то – расслабленное, безумное состояние ступора, в котором пребывал я ранее, а спокойствие деятельное, целеустремлённое и зрячее. Я нашёл Бога. Оказалось, Он совсем рядом, к Нему было легко прийти, но я долгие годы не делал этого; только твои слова побудили меня к поиску, сломали хрупкую стену непонимания. Спасибо тебе за это!
    
- Ну что, - сказал Сократ, обращаясь ко мне, - видишь: люди благодарят нас, хотя должны благодарить Бога! Это простительное заблуждение, это начало движения по пути истины; человек, обретший духовное зрение, пожимает благодарно руку проводника, помогшего ему узреть Бога!
    - Пожалуй, ты прав, незнакомец! – сказал Сократу этот человек, - я сейчас понимаю источник жизни, я чувствую в себе эту жизнь, а слова мои вызваны благодарностью именно к Тому, кто дал мне возможность находиться в такой чудесной компании!
    

Наша беседа прервалась внезапно появлением ангела. «Мне нужно кое-что сказать тебе!» - шепнул он мне на ухо. Мы с ним отошли в сторону.
    - Тебе придётся на некоторое время возвратиться в мир земной. Перед этим ты должен будешь окунуться в то самое море всемирного зла, о котором я говорил тебе раньше. Ты исследуешь его, исследуешь каждый компонент, познакомишься с возникающими в процессе взаимодействия зла композициями, довольно необычными для твоих глаз и весьма походящими на добро; увидишь способы этого зла проникать в любую материю, незримо растворяясь в ней и губя её. 
Затем, как я сказал тебе, ты вернёшься в мир земной и ещё немного потрудишься. Ты должен описать всё, что узнаешь о мировом зле. Ты дашь инструменты, позволяющие человеку выявить зло в любом, даже мастерски завуалированном, виде. А после этого ты возвратишься сюда, в наш мир, в мир вечности и добра.
    
- Как я возвращусь в жизнь земную? Буду ли помнить и знать о духовном мире?

- Никто и ничего у тебя не отберёт. Всё, что имеешь здесь, будешь иметь и в той жизни. Будь аккуратнее: некоторые вещи, понятные и хорошие здесь, могут показаться там абсурдными и злыми. Впрочем, напутствия мои излишни: такова воля Бога, а Он не ошибается. Прощай на время, мы ещё встретимся с тобой, и не раз!
    
5.
    …Я сижу за любимым кухонным столом. Сигарета тлеет в руке, на столе дымится чашка свежезаваренного чая. Рядом, на стуле, спит трёхцветная кошка Джина; возле дверей, на коврике, пёс по кличке Малыш деловито выкусывает блох. За окном, на той стороне реки, тявкает какая-то собачонка. Ночь. Прохладный ветер шевелит занавески на окнах. Всё привычно, всё на своих местах, всё спокойно. Я на секунду задумываюсь, а затем раскрываю лежащую передо мной чистую тетрадь…

   Автор: Андрей Архонтов


Комментариев нет:

Отправить комментарий