Google+ reversTIME: 05/01/2012 - 06/01/2012

КЛИКни СВОИМ!)

31 мая 2012 г.

Третий ДОМ


Тишина казалась бы абсолютной, можно было и не замечать шума машин пролетавших мимо летнего кафе, в котором они застыли, смотря друг на друга, тишина казалась бы абсолютной, но прерывалась её дыханием. Он отчётливо слышал её дыхание, сквозь шум машин, сквозь звуки музыки, сквозь разговоры тех, кто сидел за соседними столиками.
- Ты вот так уйдёшь? Просто уйдёшь и всё?
Он не знал что ответить. Внутри-то он уже всё решил, но объяснить это бывает довольно трудно. Всё было вполне логично, ситуация себя изжила. Они устали друг от друга, они просто устали….
- Не молчи. Ты позвал меня сюда, что бы всё объяснить, и ты молчишь? Скажи, скажи как есть, не надо ничего придумывать, просто скажи.
- Да, я просто уйду. Я не буду пользоваться заученными фразами из романтической литературы или красивых песен о любви, я не буду врать, не буду говорить тебе, что считаю себя недостойным, такой как ты, и всё такое… Просто уйду. Так надо. Так надо. Не делай, пожалуйста, из этого трагедии. Всё, что было, останется в нас, в любом случае. Это просто опыт, который мы получили.

26 мая 2012 г.

41 неделя


- Ну что, как себя чувствуешь? Уже 41-ая неделя пошла. Если не родишь до пятницы, помогать будем.
- У меня все хорошо, я бы с удовольствием еще девять месяцев проходила…
- Ну, это-то уж точно невозможно, - тут я, пожалуй, впервые за все время пребывания в палате увидела, как она улыбается.
Всегда такая строгая, подтянутая, а тут - озарила улыбкой, надо же! Меня даже взбесило. А еще говорят, что «родить нельзя погодить». Знайте, в наше время возможно все! Эх, сейчас бы сюда моих подружек, это они мне твердили: «Ложись в роддом заранее, там тебя подготовят». Ага, а если не подготовят, так «помогут». Лучше бы я дома осталась!
Мысленно я себя успокаивала, что врачам, в сущности, все равно, когда рожать, лишь бы с тобой и ребенком все было в порядке. И ничего другого мне в моей ситуации не остается, только ждать. К тому же, находиться в роддоме и знать, что в любую минуту таинственный процесс может начаться, - это не так уж и страшно, даже приятно. Ты ни о чем не волнуешься, спокойно общаешься с другими беременными, медсестрами, следишь за деловыми, теперь такими занятыми и счастливыми уже родившими мамочками – и, волей-неволей, мечтаешь оказаться на их месте. Еще бы!

23 мая 2012 г.

ВНЕсезонное


Смешные люди ждут прихода весны, словно нового откровения.
Ты, видимо, полагаешь, что по причине сегодняшнего авитаминоза и хронической усталости мальчик-счастье ну никак не сможет добрести до твоего этажа, слишком рано. Завтра? Нет, завтра тоже рано, не спеши, и год високосный, еще не пора, не сняты ботинки, и шарф еще плотный, хоть ветер и влажный - нет-нет, подожди, дай ему отоспаться, после стольких-то лет, еще пару дней, пару лун и оборотов дисков, не торопи, не спорь с привычным, не плачь, собери сарафаны, спрячь сапоги.
Миллион и тысячу лет тому назад мы тоже бунтовали в городе счастливых королей. В один вечер мы танцевали под дождем, отшвырнув промокший солнечный зонт, и удивлялись сезонности настроений местных жителей. Одни здесь всегда жаловались на духоту, другим был не по нраву снег и ветер, а кто-то критиковал прогнозы синоптиков и осенние дожди. И они никогда не меняли предпочтений, непостижимое постоянство.
Когда шел снег, мы одевались в яркое, в палящий зной выбирались к вечеру.
Счастливые советуют торопитесь жить! ведь время ускорило свой ход на пару спиралей, и будущее приходит каждый день уже сегодня, не в полночь, а около пяти вечера. И когда можно преодолеть пару климатических поясов и разных культур за несколько часов, мне кажется нелепым оставлять тебя на соседней остановке.
Автор: jodie

ПАПА


Будильник монотонно отбивал секунды. В слабоосвещенной комнате его старания видела только молодая девушка. Она тихо сидела на стуле, обнимая свои коленки, и лишь время от времени поглядывала на телефон. «Не стоит больше откладывать», - подумала она и, тяжело вздохнув, сняла трубку.
- Алло! Привет, пап!
- Привет, доча! Как дела?
Таня очень любила своего отца. Быть может потому, что постоянно нуждалась в нем, ведь родители расстались, когда она была еще очень маленькой. Нечастые встречи только обостряли тоску, и постоянно хотелось ощущать папу рядом. Почти каждый вечер они висели на телефоне и могли часами разговаривать о всякой всячине. Они были хорошими друзьями, быть может, даже лучшими, и без утайки делились самым дорогим. Сначала отец навещал ее в детском садике, потом в школе, потом она сама стала навещать его на работе. Но встречи становились все реже и реже…
- Мне твоя напарница звонила, про тебя спрашивала, – голос предательски дрогнул. Как же трудно бывает оставаться твердой!
Когда это началось, никто уже и не вспомнит. То ли друзья-товарищи сбили его с пути, то ли, своим путем дошел до этого, но время от времени возникавшее желание выпить превратилось в непреодолимую тягу, стало болезнью, отравлявшей не только его организм, но и всю жизнь. Он лишился всех женщин, которые оказывали ему когда-то знаки внимания, стал не являться на работу, выпрашивая задним числом бюллетень нетрудоспособности, пропадать вечерами в неизвестных местах, терять деньги. Бабушка очень волновалась за него, и каждый раз просила внучку, помоги, мол, он в тебе души не чает. Если бы эта внучка знала, чем помочь!
- Что случилось, пап, почему ты не был на работе?
Как же она не заметила той пропасти, куда он падал?!! Уже не раз Таня возвращалась к этой мысли и ужасно корила себя, что не заметила, не уберегла, а сейчас, что она могла сделать сейчас? Всякий раз, когда она начинала разговор о его пристрастии, отец отвлекался на посторонние темы или прямо все отрицал. А ей до боли было жаль его. Они никогда не ссорились и не ругались, она не могла читать ему, будто школьнику, нотации. Слова застревали в горле, росли комком и мешали дышать, выдавливали слезы.
- Да спину вчера прихватило…
- Пап, я была у тебя вчера. Не надо обманывать, - голос все-таки сорвался, и Таня не удержалась, заплакала. – Папа, папочка, я очень тебя люблю! Ты нужен мне, слышишь! Береги себя! Я все знаю, пап, не губи себя.
- Я… Танечка, ты что, не плачь! Я… - он растерялся, не знал, что сказать от охватившего волнения. Таня вдруг поняла, что он тоже плачет сейчас.
- Не надо так больше, пап! Прошу тебя!

И она бросила трубку, не в силах больше сдерживать рыдания. Какой глупый разговор, что он мог изменить. Она так и не смогла сказать ему главное – не пей. Но какая, в сущности, разница? Что она может еще для него сделать, кроме как просто продолжать любить?! Любить и верить, что эта поддержка спасет его и не даст упасть. Любить и быть рядом несмотря ни на что.








21 мая 2012 г.

Сто-Двадцать-Шестая СТРАНИЦА. Дыши. Не БОЙСЯ.


Шелест, шум робкого дождя отдаленно напоминал скромное покашливание гостя. Он пришел слишком рано, ему вручили семейный альбом и усадили под торшер. Не мешать. Только изредка привлекать внимание горловыми звуками.
Десятки серых, черных, коричневых фотографий. Люди. Позы. Гордые, спокойные и немного уставшие.
Улыбнись им, гость. Они из другого мира, но все ж таки они близки тебе. Они так же, как ты, пили крепкий чай без сахара. Они так же, как ты, в молодости бродили с кем-то об руку по старому лесу. Как ты, бились головой об стену, если эта стена вдруг появлялась на их пути. Как ты, мечтали о высоте и пробирались через тернии к звездам.
К чему я клоню? Видишь последнюю страницу альбома? Она пустая. Только номер – 126. Сто-двадцать-шесть. Это твоя страница, понимаешь?
По глазам вижу – ты испугался. И этим ты тоже похож на своих (да и моих) предков. Страшней неизбежности – только неизвестность. Первая покоряет, вторая оставляет надежду. И когда терять больше нечего – остается она одна, за ней ты и идешь на баррикады.
А это – книга. Настоящая. Возьми в руки, полистай. Можешь почитать, только ничего не поймешь.
Дождь стучит по подоконнику. Знаешь, там даже дождь особенный. Мягким пологом ложится он на заброшенный сад, тягучими каплями стекает по клюву каменной птички на постаменте.
И люди там другие. Не из нашей Вселенной. Они повинуются течению. Ты смеешься? Не надо, не унижайся. Ни мне, ни тебе не дано понять, какими путями ходят их мысли, какие думы наделяют поволокой их узкие глаза. Это Восток. Настоящий. Совсем не тот, который якобы заключен в правилах расстановки мебели или в лягушке с монетой на твоем столе.
У них тоже есть своя сто двадцать шестая страница, только они просто знают, что она есть. Они ловят течение и плывут к ней.
Зачем? Думаешь?.. Нет. Не из-за этого.
Просто вообрази. Ты в реке. И пусть ты даже умеешь плавать. Что сделаешь ты? Будешь неустанно грести к берегу, захлебываясь, задыхаясь, чувствуя, как судорогой сводит ноги, и темные пятна в глазах застилают цель? Да. Что сделают они? Притворятся мертвыми. Поймают течение.
Ты, может, и выберешься на берег, но останешься там, ибо не пройти пешком того пути, который за тысячелетия проложила себе Река. А они поплывут дальше...
Мы так не похожи на них... Но ты не бойся. Сто двадцать шестая страница – навсегда наша, а Востоку мы оставим все страницы после трехсотой.
Ты только не бойся. Дыши и не бойся. И тихо шелести страницами, как дождь за моим окном.







20 мая 2012 г.

СПОСОБность ЗАБЫВАТЬ


«Потому что весна. Или осень. Потому что приходят воспоминания»

Самое ценное качество человеческой психики – способность забывать. Но стоит лишь малой ольфактории достичь обонятельного центра, перед глазами встают образы прошлого, выстраиваясь в причудливый ряд взаимосвязанных случайностей.
«Каждые новые отношения – это новый мир», услужливо плагиатит мыслительная система. Потягиваю прохладную кипячёную воду и погружаюсь в бархатный сумрак весеннего вечера.
С годами появляется понимание, что Лев Николаевич был прав, счастливые всегда одинаково счастливы, но уже совсем не хочется выбиваться своей непохожей несчастностью от них. Каждый день просыпаешься в предвкушении нового дня, осуществлении каких-то планов. Весь мир становится радужным и понятным. Работа втягивает в забытьё, и лишь вечер томит ожиданием несбывшегося. И тогда вспоминается юность, а может, детство, но что-то очень милое и нежное, как тёплое парное молоко, как солнечный квадрат на крашеном деревянном полу в бабушкиной гостиной или отколотый краешек любимой чайной чашки… Становится совсем необидно, негорько, небольно. Не хочется писать в статусе «Любовная лодка разбилась о быт» или подобные глупости. Всё идёт своим чередом. Весна сменяет лето, лето – осень, осень – зиму. А старые ощущения остаются. Они до поры спят где-то в самых глухих уголках подсознания, чтобы вспомниться уже в новых отношениях, чтобы однажды повторился чей-то мимолётный взгляд незнакомца, жест родного человека, дежавю запаха. Память услужливо выстроит параллель, телепортируя в давний эпизод жизненного пути.
Старые бумажные фотографии. Они мирно покоятся в пухлых альбомчиках размером 10 на 15. С них смотрит ни одно до ушей улыбающееся личико. Друзья, имя которых совсем затерялось лет десять назад, ещё молодые родители. Переступив определённую возрастную черту, не можешь повернуть события вспять: нет тех мест, где любил бывать, тех людей, которые делали места любимыми. Бумагу заменила дигитальщина. Лосины перевоплотились в леггинсы, хеви метл в хип-хоп, «Простоквашино» в телепузиков. Хотя и телепузиков уже подсадил Лунтик.
Говорят, чем старше становишься, тем быстрее летят года. Не согласна. Они просто быстрее заполняются такими вот повторениями. Лишь первая любовь заставляет трепетать всеми фибрами души, нет избитости во фразах, в объятиях, каждый сорванный поцелуй в щёку греет солнечное сплетение. Каждые последующие отношения воспринимаешь как поиск чего-то особенного, безжалостно убивая касания губ, дрожь в коленях, холодок по спине. Каждая новая история сообщений становится короче. Без сомнения удаляешь очередное «Lublu», чтобы через года прочесть лишь «Закрой свой рот»… Когда накапливается пара-тройка таких вот повторений, весь мир становится пустым и предсказуемым. Ничего уже не может вывести из себя, нарастает плотный шершавый панцирь, услужливо охраняющий от солнечных воспоминаний.
И снова бумажные фотокарточки. Милые, отрёпанные кое-где в уголках, с подписью на обороте «Я и Инна», 1999ый; «Мой выпускной из детского сада», 1988ой... Всё трепетнее начинаешь относиться к пустякам, по вечерам гложет совесть за пропущенный звонок с малой родины, несёшь цветы на могилу ушедшим. Заводишь новые отношения, собираешь все дежавюшки в любящем тебя человеке, стираешь все предыдущие сеансы чата.
Самое ценное качество человеческой психики – способность забывать. В моём случае оно плохо работает. Храню все твои смс в самом долгом ящике черепной коробки.








Автор: Нюся


18 мая 2012 г.

За Точкой НЕВОЗВРАТА


В ручке чернил на самом донышке. Надеюсь, я успею рассказать.

Солнце сорвалось с козырька крыши и упало в лес. Дальше обычно пишут, что темнота заполнила комнату, и волна осязаемого черного мрака бьет тебя по щекам из оконного проема. Но это неправда: мрак появляется не извне, а изнутри. Вот из той хрустальной вазы на столе. В ней прозрачная вода, в ней три черных тюльпана. Их не видно, но они обязательно есть. И всегда были.
Я сижу в кресле и жду мига, в который вспыхивают фонари. Рассказывать биографию нет смысла, КГБ давно придумал ее за нас.
В моих руках маникюрные ножницы. Хотя, конечно, в такой темноте я не могу за это поручиться, но пять минут назад, в алых брызгах заката это были именно маникюрные ножницы.
Кладу палец в петельку из нержавеющей стали. Всего лишь ножницы... И, без всякого сомнения, спусковой крючок позавчерашнего дня.
В то утро закончилась моя мафия. А двенадцатью часами ранее началась мафия другого человека. Не грех начать новое, забыв про старое, но и хорошего в этом мало. Раньше такого не было. И ножниц в моих руках не было тоже.
День шел. Непривычно жаркий, он плавил асфальт и жарил на медленном огне столовые склоны карьера. В пятом часу мне предложили работу.
Надо сказать, не в первый раз происходит такое. И не в первый раз я отвечаю «нет». Паника, шок, остекленевшие глаза деканата и судорожные позвякивания чашек. Наверно, им никогда не говорят «нет». И уж наверняка у них никогда не заканчивается чай.
Им трудно понять, что я боюсь темноты. Вечной темноты.
А вот другая петля. И начинается в голове день вчерашний.
Опять жара. Город в синем мареве издает хрипы астматика, карьер покачивается на линии горизонта.
И снова в пятом часу дня начинается моя игра. Он гнал за сто сорок по городу. Со ста пятьюдесятью он пересек городскую черту. Под двести он промчался по пешеходному переходу, с огромным трудом объехав мою машину. Развернулся, как в кино, и помчался обратно. За мной.
Что ему нужно? Зачем он подрезает и жмет меня к обочине? Зачем высовывается из окна по пояс и матерится?
Я веду пальцем по ледяной стали. Прошло девятнадцать часов, и я понимаю. Пацана обидели. Пацан обиделся. Пацана потеснили.
Но ведь я еще не в кромешной тьме, бывают в моей уставшей голове светлые мысли. О том, что пацан в свои годы не может сам заработать два миллиона деревянных рублей на этот черный внедорожник. О том, что пацан напрочь забыл о правилах тонировки своих, наверное, бронированных стекол. О том, что пацан не привык уступать дорогу другим. Не просто «не привык», а никогда этого еще не делал, да и делать не будет. И, наконец, о том, что Они всегда гонят Нас к обочине даже там, где все равны, где не должно быть связей и влиятельных пап. Где-то там, но не в этой стране.
Руки чувствуют, как лезвия становятся тоньше и острее. Мы в этой жизни ходим не по нитке, а по этим ножницам. Два их лезвия – мое позавчера и мое вчера. Соединяет их никому не нужная железяка – реальность, в которую приходят накликанные нами игры. А я на самом кончике этих лезвий, в своем сегодня. За точкой невозврата.
В тот вечер фонари так и не зажглись.






Автор: Елена Пильгун